Близилась ночь;
Рельсы несли свой груз.
Трамвай не был полон,
Фактически он был пуст.
Кроме двух-трех плотников,
Которых не знал никто,
Судьи, который ушел с работы,
И джентльмена в пальто.
Судья сказал: «Уже поздно,
Нам всем пора по домам.
Но Будда в сердце, а бес в ребро:
Молчать сейчас — это срам.
Скамья подсудимых всегда полна,
Мы по крайней мере в этом равны.
Но если каждый из нас возьмет вину на себя,
То на всех не хватит вины.»
Плотник поставил стаканы на пол
И ответил: «Да, дело — труба.
Многие здесь считают жизнь шуткой,
Но это не наша судьба.
Лично я готов ответить за все,
А мне есть за что отвечать.
Но я пою, когда я строю свой город,
И я не могу молчать.»
Судья достал из кармана деньги
И выбросил их в окно.
Он сказал: «Я знаю, что это не нужно,
Но все-таки — где здесь вино?
Едва ли мы встретимся здесь еще раз
Под этим синим плащом,
И я прошу прощенья за все, что я сделал,
И я хочу быть прощен!»
Когда вошел контролер,
Скорость перевалила за сто.
Он даже не стал проверять билеты,
Он лишь попросил снять пальто.
В вагоне было тепло,
И ночь подходила к концу,
И трамвай уже шел там, где не было рельсов,
Выходя напрямую к кольцу.